История одного облома
В начале лета 1976-го года я поступил на свою первую должность, должность помощника истопника в подмосковный пионерлагерь «Березка».
Смысл был в том, что бы проработав две смены в лагере и заработав 120 рублей купить на них 60 чеков Внешпосылторга и за эти чеки купить в магазине «Березка» (популярное было название) бельгийские джинсы Lee Riders. Джинсы в те былинные времена были не просто дорогой, модной и престижной одеждой, статусной вещью, а чем-то еще более важным. Настоящие фирменные потертые джинсы были безошибочным признаком принадлежности к особой романтической несоветской сфере, пропуском в подсознание, главным конкретным сигналом - «я свой». Я в те времена весь с головой был в музыке, в гитарах и просто-таки мучился без джинсов. У меня просто обязаны были быть джинсы, и я решил себе на них заработать.
Работа в лагере была довольно противная. Мне нужно было наколоть дрова, наковырять ломом угля из огромной кучи, развезти все это на тачке по корпусам, а вечером разжечь печи, да еще и следить за уровнем воды в котлах. Уголь у меня никак не хотел разгораться, и я постоянно бегал звать на помощь своего пьющего начальника, у которого уголь почему-то горел. Однажды у меня в одном корпусе котел чуть не взорвался. Я забыл пустить воду, система закипела и пионэры вывалили ночью на улицу, так как в спальнях у них было как в парной.
Топить, правда, приходилось не каждый день, в жаркую, сухую погоду мы не топили. В такие дни я с утра до ночи торчал в клубе, где играл на бас гитаре сразу в обоих ансамблях – пионерском и взрослом. Лагерь был богатый, аппаратура и инструменты в клубе были очень хорошие, так как сам брат жены директора, студент Саша Бесихин играл на гитаре во взрослом ансамбле.
Вот как-то раз приехала ко мне мама и сообщила потрясающую новость. Какие-то друзья нашего дальнего родственника, жившего в Пуэрто-Рико, должны прилететь на днях из Штатов в Москву. Они хотят с нами встретится и кое-что передать.
Мама показала мне письмо на английском, с карандашным переводом между строк сделанным кем-то у нее на работе.
У меня аж ноги подкосились… вот оно, нежданное негаданное счастье, мимолетно свалившееся на меня с небес! Ведь это наверняка ни что иное, как джинсы! Стоило только очень захотеть, и вот оно, Небо услышало! Небо поглядело на то, как я корячусь на окаменевшей куче угля, и смилостивилось!
Или может там пластинка? А может даже и то и другое! Нет, в такое счастье я сам решил не верить, что бы предохранители не повыбивало. От такого счастья я тогда запросто мог бы свихнуться или умереть от разрыва сердца, так что просто на одни джинсы я был вполне согласен. Настоящие, из Штатов, небось Врангель или даже Лев и Страус - мечтал я. А может пластинка, новенькая, запечатанная... не дум-думовская, не юготоновская какая-нибудь, а настоящая, штатовская, дорогая... интересно какая? Вот бы Physical Graffiti.
В мучительном нетерпении прошли несколько дней. Я не удержался, и рассказал своим друзьям по ансамблю. Новость разлетелась по отрядам, и вскоре уже весь лагерь был в курсе. Мне откровенно завидовали. Вот наконец-то настал заветный день, когда я отпросившись у директора отправился на электричке в Москву, на казавшуюся нереальной встречу с загадочными, недосягаемыми пришельцами из другой цивилизации, с настоящими американцами.
Мама, бывшая членом компартии, как полагалось, сообщила парторгу у себя на работе о предстоящей встрече с иностранцами и получила от него письменное разрешение.
Мы с мамой встретились у гостиницы Минск на улице Горького, зашли в кулинарию напротив, где у нее был предварительный заказ на торт «Птичье Молоко», получили заказ и отправились в какую-то уже не помню интуристовскую гостиницу где-то в Измайлово.
Вот она, цитадель. Простому советскому человеку запрещалось входить в интуристовскую гостиницу, даже приближаться к входу не рекомендовалось, а вот мы с мамой сейчас войдем прямо внутрь – с восторгом думал я. У дверей нас перехватил угрюмый швейцар, вызвал кагэбэшного дежурного администратора и уже тот, посмотрев письмо и проверив мамин паспорт впустил нас в вестибюль.
Оказалось, что наши американцы были не сами по себе туристы, а в составе делегации ВЦСПС. Еще выяснилось, что вся делегация уже прибыла, а наши задержались в Лондоне и должны прилететь следующим рейсом, через пару часов.
В томительном ожидании прошли еще часа три. Наступил вечер, а мы все сидели в вестибюле запрещенной интуристовской гостиницы, почти заграницей, в двух шагах от входа в валютный магазин, в сторону которого даже смотреть было небезопасно. Два инородных тела под прожигающими взглядами комитетчиков и привилегированной, высокомерной прислуги.
Но вот нам сообщили, что интересующие нас иностранцы прибыли и уже находятся в своем номере.
У мамы снова проверили документы, еще раз расспросили о цели визита и наконец, выписали пропуск «в номера».
Дверь нам открыл парень примерно моего возраста, с волосами до плеч и в новехоньком джинсовом костюме. Вот оно!!! Мне наверно тоже костюм привезли, джинсы и куртку – внутренне ликовал я.
Познакомились. Нашими иностранцами оказались бывшие учителя из Нью-Йорка, пенсионеры, бабка с дедом и с ними их внук. Я знал английский в пределах школьной программы, кое-как мог изъясняться на общие темы, мама когда-то учила немецкий, они же, естественно, не знали ни слова по-русски. Американцы приняли у мамы торт в невзрачной коробке, поблагодарили, наверняка не поняв что это, жестом предложили присесть. Всюду были разбросаны вещи, на кроватях стояли раскрытые чемоданы, а старики все задавали нам какие-то вопросы, суть которых я не очень-то улавливал. Я тоже пытался спросить что-нибудь вроде – как поживаете, из вежливости, не молча же сидеть, а сам все думал – ну когда же они достанут из чемодана мои джинсы! Сколько можно ждать, мамаша, пройдемте в закрома!
Я кое-как объяснил, что живем мы хорошо, у нас двухкомнатная квартира, папа у меня тренер по прыжкам в воду, мама инструктор в спорткомитете, а я работаю истопником в пионерлагере и собираюсь через год поступать в институт. В общем - нам хорошо в СССР. Мы с мамой были уверены, что номер прослушивается, и она меня заранее несколько раз предупредила, что бы я там не ляпнул чего-нибудь стремного.
Они внимательно слушали, кажется понимали, кивали головой. Когда молчание в очередной раз затянулось, бабка вдруг спохватилась, зашуршала в куче вещей на кровати и наконец протянула мне пластиковый пакет. Не пакет, а произведение искусства. Забегая вперед скажу, что этот пакет хранился у меня несколько лет, и многие мне завидовали. Он был двухслойный, как бы с подкладкой. Верхний слой был тонкий, прозрачный, шелестящий, и сквозь него был виден внутренний слой, на котором была фотография жопы в синих джинсах с красненьким флажком на кармане. Внизу, на непрозрачной части верхнего слоя было написано: 750 Lexington Ave, New York - The Original Levi's Store.
Вожделенный пакет был пухлый, затянутый белой тесемкой. С замиранием сердца, изо всех сил стараясь совладать со своими эмоциями, я принял драгоценный дар из рук старушки.
- Это два свитера, сказала она улыбаясь. Настоящая английская шерсть, мы их в Лондоне купили…
Мы долго тащились через весь город на метро из Измаилова к себе в Сетунь. В роскошном пакете, в котором наверняка изначально лежал джинсовый костюм моего американского ровесника, теперь болтались по переходам два английских джемпера, то есть, по моим тогдашним понятиям – две ни на что не годные тряпки, которые я готов был выбросить в первую же урну.
Я был просто выжат, обессилен, отчаян, еле ноги волочил. Еще бы, после такого напряжения, после такого взлета эмоций перенести такой жестокий облом! Я не находил слов, как охарактеризовать поступок этих американских долбоебов. Наверно старперы хотели как лучше, наверно думали, что я тут мерзну, а шерсть все же практичней и теплее хлопка. А что я в лагере скажу? Меня ждут в новых джинсах, а я что, в свитере должен приехать? Будут издеваться, это уж наверняка.
Вот ведь козлы интуристовские! Посоветовались бы хотя бы со своим внуком, что нужно мальчику в шестнадцать лет, американские джинсы, или какие-то уродские свитеры, которых у нас у самих завались. Хотя, внук же у них сам американец, где уж ему было оценить значение джинсов.
Я в конце концов заработал себе на джинсы и уже а августе того же года приобрел их. И свитеры те злосчастные я проносил несколько лет, пока они до дыр не протерлись.
