Месть духа
Сколько я ни бегал, как не старался закосить, но все равно загремел в армию.
В роте, куда я попал, было четыре сержанта, три узбека из одного аула - Азимов, Азисов, Саидов, и поволжский немец Сайдлер.
Узбеки, или как еще их тогда называли – чурки, были худенькие, тщедушные, зато в Cайлдере было под два метра роста и ни одна гимнастерка не застегивалась у него на запястьях.
Как-то сразу у меня с узбеками не завязалось, особенно с Саидовым.
В армии дух - существо бесправное и беззащитное. Над нами, духами измывались все кому не лень, начиная с отслуживших первые полгода молодых и заканчивая дедушками и сержантами. Саидов же этот докапывался до меня буквально на каждом шагу, припахивал, устраивал индивидуальную строевую, гонял по нарядам, вообще проходу не давал. Он буквально охотился на меня. Стоило мне на минуту остановиться во время какой-нибудь очередной уборки, как он подлетал и начинал орать на меня. Перекурить не давал, даже когда другие духи курили. И еще я первое время не понимал, что он говорит, и это его еще больше бесило. Он по-русски никогда не говорил, в учебке запомнил десяток армейских слов и всё.
Вот как-то раз он подошел к моей койке после отбоя и скомандовал бегом явиться в умывальник: - "на рась я сказаль, мухой бля!"
Я явился во всей красе, в трусах, майке и кирзовых сапогах, тапочки нам иметь еще не пологалось. Стою, ёжусь от холода, щурюсь от света, ну как такое чучело не поколотить.
Заходят Саидов с Азимовым, закуривают, оба заметно поддатые.
Саидов подошел ко мне вплотную, это их типичная повадка, и спросил на своем русско-тарабарском:
– Ты чё бля, ешак?
Я молчу, ответить совершенно нечего.
- Ну, ты бля ешак чё?
И тут он вдруг бьет меня своим костлявым кулаком поддых.
Азимов пока меня не трогал, но скалился и явно собирался тоже порукоприкладствовать.
Я только отдышался, выпрямился и снова, такой же удар.
Тут чувствую, что последние тормоза у меня вот-вот сорвет. Вот сейчас, через секунду я разогнусь, схвачу его за говядину и одним резким движением размозжу его ослиную голову об кафельную стену. Без особого труда причем. В мыслях пронеслось «встать, суд идет», дисбат, тюрьма, но было уже поздно, кровь уже вскипела адреналином, я уже набрал воздуха для страшного боевого вопля, но именно в эту самую секунду пинком распахнулась дверь, и в умывальник вошел громила Сайдлер.
Он видимо сразу оценил ситуацию и меланхолично пробасил:
- Я не понял, a чо тут у нас делает боец после отбоя? А ну-ка воин, метнулся в койку!
Даже пьяный узбек не рискнул что-либо пикнуть, я ушел спать, а Саидов остался в живых.
Моя армейская лямка потянулась дальше. Я отслужил уже месяца три-четыре, немного пообвыкся. Саидов продолжал мне мелко гадить, косился на меня своими бараньими глазенками и при этом что-то шипел злобно на узбекском.
В коридоре роты после отбоя старослужащие любили иногда поиграть в дикий армейский футбол.
Однажды во время такого ночного матча я задержался после отбоя в каптерке, с разрешения старшины разумеется. Мне надо было отыскать на полках белую материю, нарезать, и подшить гимнастерку, еще один армейский дебилизм.
Вот я подшиваюсь, наслаждаюсь редкими минутами одиночества и покоя, а тем временем в коридоре резвятся дедушки и вся казарма ходит ходуном.
Подшился и думаю, как бы так теперь прошмыгнуть в спальню, что бы от греха Саидову на глаза не попасться.
Погасил свет в каптерке, прислушался, подождал, пока борьба за мяч переместится в противоположный конец, выхожу.
Дверь в каптерку находилась в дальнем глухом углу коридора, где давным-давно перегорела лампочка и царила кромешная тьма.
Только я закрыл за собой дверь, как увидел катящийся из света во тьму мяч, прямо на меня. За мячом грохотала толпа человек из шести, и впереди всех Саидов.
Не увидев меня в темноте он падает на мяч прямо у моих ног и на него сыплются остальные игроки. Привыкшими к темноте глазами я различаю под собой белую майку Саидова, из-под него кто-то пытается вытащить мяч, раздаются разгоряченные крики, смех, мат, а меня никто не видит, или просто не замечает.
И тут я, от всего сердца, от бедра, бью туда, где белеет Саидов. Он заорал как резаный, остальные продолжают ржать, а я аккуратно, по стеночке обхожу кишащую дедушками кучу, на секунду выныриваю из мрака тупика коридора, и ни кем не замеченный тут же снова ныряю в темную спальню, стремглав раздеваюсь и взлетаю к себе на верхние нары.
В коридоре начинаются разборки, доносятся крики, узбекские проклятья, а я, усталый но довольный, падаю в объятия Морфея.
На следующий день в роте целое ЧП. Я не увидел Саида на зарядке, а на построении командир роты объявил, что играя в футбол в неположенном месте и в неположенное время сержант Саидов сломал себе два ребра, и по возвращении из санчасти ему будет объявлен выговор.
Вот так.
